Рука, писавшая «Войну и мир», могла отсохнуть еще на середине эпопеи
Виной была беспечность графа и несовершенство медицины XIX века
Забудем о сребробородом старце с «пахать подано», сапожным ремеслом и вегетарианством! Лев Николаевич был еще молод, полон страсти и любил активный отдых. 26 сентября 1864 года тридцатишестилетний Толстой решил открыть охотничий сезон в окрестностях Ясной Поляны. Помните, как в романе Николай Ростов охотится на зайцев? Автор имел в виду и собственный богатый опыт. Правда, в отличие от своего героя, Лев Николаевич отправился травить зайца один.
Пришлось прыгать через ров, лошадь споткнулась и упала, всадник перекувырнулся, стукнулся оземь головой, и наступило забытье.
Очнулся в одиночестве: лошадь умчалась (заяц — и подавно). Хуже, чем сотрясение мозга, была повисшая, как плеть, рука: горе-охотник и сломал плечо, и вывихнул.
Несколько верст, падая от боли, Толстой добирался до дороги. Там его подобрали крестьяне и подвезли в Ясную Поляну. Потом на помощь поспешил доктор из Тулы.
Это был главный врач оружейного завода Сигизмунд Шмигаро. Провинциальный эскулап старой закалки, вероятно, рассудил, что обездвиженный больной в наркозе не нуждается. Доктор и фельдшер пытались вправить графу правое плечо, а двое мужиков — крепко держали. Пациент орал. Первая попытка была безуспешной. Потом вторая. Третья… И так — восемь раз!
Софья Андреевна не захотела стать вдовой и послала доктора Шмигаро обратно в Тулу, к заводским рабочим.
Потом приехал молодой тульский хирург Василий Преображенский. Он не стал мучить Толстого и вправил плечо под наркозом, наложил повязку. Боль утихла! Предписав полный покой выздоравливающему, прогрессивный врач вернулся в город.
Вы думали, конец истории? О, нет! Как вы, наверное, догадались, горячий граф плевал на запрет доктора, поскакал… на охоту, сбил повязку и во второй раз вывихнул плечо. Правая рука болела и не поднималась.
Обождав несколько недель (вдруг само рассосется?), Толстой задумался: а чем писать-то? Можно остаться калекой! И отправился в Москву, к светилам медицины.
Вердикт докторов был таким: кость неправильно срослась. Надо ее опять сломать и вправить вывих.
Операция прошла 28 ноября в Кремле, на квартире у гофмедика Берса (тестя пациента). Руку ломали вчетвером. К сожалению, хлороформ не сработал! Толстому просто не хватило дозы, он никак не мог уснуть, так что пришлось привязывать пациента к столу. В самый ответственный момент страдалец не сдержался и воскликнул:
— Друзья мои, так жить нельзя, я решил… (видимо следовал непристойный глагол, вырезанный цензурой).
В конце концов доктор Александр Попов сумел вправить злосчастный вывих.
Кончилось все хорошо: уже через несколько недель Толстой разрабатывал руку. Он вновь мог писать!
Ни разу не обращал внимания, что тов. Шмигаро звали аж Сигизмунд. Кому спасибо? Вам, мессир Линдер!
Но вот про «непристойный глагол» — это вы, Димочка, присочинили; поздравляю, мессир, ваше «соврамши». Все источники восходят к ЖЕНЕ, к её мемуарам и дневнику, а по её изложению точно известно, что отче Лев не смог произнести, даже если хотел — что́ именно «решил»…
Кстати, сами себя выдали, мой вы сказочник — в самом начале: если первая ассоциация с Толстым у вас — «пахать подано», значит, склонны вы не к точности исследователя в работе с источником, а — к анекдотцам, к эпатажу толпы… пускай даже и «электронной», в интернете. Могучие тщеславие и самомнение — при карликовых совести и ответственности. И значит — лучше бы не браться вам о Толстом совсем: ни рассуждать, ни тем более рассказывать другим. Автор, Дмитрий Линдер — великовозрасный городской (хуже того: московский) гомик с длинными волосами, играющий с такими же в гномиков и эльфов…