Нет имени у левши. Нет, и никогда не было

Размышления над лесковским произведением

Не сомневаюсь, что многие читали рассказ замечательного русского писателя Николая Семёновича Лескова «Левша». Ещё больше тех, кто слышал об этом рассказе, т.е., не читая рассказа, знают суть: «Это про то, что блоху подковали? Как же, наслышаны…». Но, кажется, самое большое количество тех, кто знает выражение «подковать блоху», которое означает очень тонкую искусную работу, но не знают, откуда такое выражение. Теперь – внимание! – вопрос ко всем читавшим и не читавшим рассказ «Левша»: а как звали левшу? Чур, в книгу не заглядывать. Каково имя и отчество знаменитого на всю Россию мастера? Вопрос немного провокационный, но в конце поймёте суть.

Позволю себе напомнить некоторые сюжетные линии рассказа. Русскому царю, который находится в Англии и интересуется всякими иностранными диковинками, показывают металлическую блоху, этакую мелкую соринку, которую и не ухватить-то грубыми мужскими пальцами, разве что пригласить для этой цели нежные девичьи пальчики; а если ещё блоху ключиком завести «через пузичко», то она начнёт «дансе» танцевать.

Вот так чудо! Вот какие кудесники эти английские мастера! Царь захотел купить блоху. Англичане-наглецы на голубом глазу запросили за неё миллион, да серебром! Впаривали! Казак Платов, что был при царе, белел от досады – мильон за минутную забаву, тьфу! Отговаривает царя, говорит, что на Руси чудес не меньше могут сделать русские мастера.

— Ты мне политику не порть! – отвечает царь Платову и отваливает англичанам миллион.
Это по-русски!

Англичане блоху отдали, а за футляр ещё пять тыщ запросили. Это уже по-английски. Сквалыги! Платов спорить стал, мол, футляр к вещи положен, но царь — заплатил. Тогда Платов от обиды незаметно мелкоскоп (микроскоп) притырил, (с паршивой овцы хоть шерсти клок) чтоб на блоху смотреть увеличено – вроде мелкоскоп в комплект к блохе входит.

В России блоха была благополучно забыта на много лет, это тоже по-русски, и только новый царь, разбирая вещи отца, обнаружил странную коробочку, смысла которой никто не понимал. Разыскали Платова, который в то время уже был в отставке, и тот объяснил, что в футлярчике стальная блоха, которая может танцевать, если её завести ключиком через «пузичко». Подивился новый царь искусству английских мастеров, а Платов говорит, что русские мастера могут ещё не то удивление сделать. Так пусть сделают, говорит царь, и приказывает Платову заняться этим.

Платов разыскал в славном городе Туле мастеров, которые обещались чудо сотворить и, богу помолясь, принялись за дело. Через две недели тульские мастера эту блоху, такую мелкую, что и пальцами не взять, — подковали! Причём подковали каждую лапку. И без всякого микроскопа — «…у нас так глаз пристрелявши». Да не просто подковали, а на каждой мельчайшей подковке было выгравировано имя мастера, рассмотреть которое можно только в самый мелкий мелкоскоп. А левша выковывал гвоздики для подков, что гораздо мельче самих подков.

Вот какие кудесники русские мастера!

Царь, когда узнал, что сотворили туляки, был и удивлён, и горд за своих подданных. Отправил блоху обратно в Англию, чтоб англичане увидели искусность русских и не слишком нос задирали. А заодно отправил туда левшу, чтоб объяснялангличанам, что к чему.

Англичане дивились умению русских мастеров и всё выспрашивали левшу, какие науки русские мастера изучают. А левша говорит: «Наша наука простая: по Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем… У нас это так повсеместно».
Тоже по-русски!

Англичанам левша так понравился, что стали они его уговаривать остаться в Англии, денег много обещали, положение самое почётное сулили и англичанку хозяйственную в придачу. Но левша — ни в какую! И вера ваша не такая, говорит он англичанам, и свататься вы не умеете, и англичанки ваши не так одеваются… А наша вера полнее, и евангелие наше толще, и иконы боготворные, и гроботочивые главы и мощи… Дома всё своё, родное, привычное. И бабы наши «всякая в своих кружевцах».

— Мы, — говорит, — к своей родине привержены, и тятенька мой уже старичок, а родительница — старушка и привыкши в свой приход в церковь ходить…
Как это по-русски!

На чужбине ничто не мило! Всё не так, всё шершаво. Даже сладкий английский чай не сладок, а чай вприкуску вкуснее на наш лад. Домой, домой! Словом, «ничем его англичане не могли сбить, чтобы он на их жизнь прельстился», как пишет автор.

Эти кусочки текста, где описано стремление левши на родину, читаешь с немым восторгом; понимаешь мастера, одобряешь, — сам бы так поступил, — и любишь его, простодушного, умного, своего, русского.

Из уважения к мастеру англичане показывают левше и машины, и механизмы, и всякие устройства, а он всё это смотрит, разумеет да на ружья внимание обращает, палец в дуло засовывает. И тут он понимает один секрет, очень важный в военном деле, и – всё! Домой заторопился, скорее, скорее, ничем не его удержать! Секрет донести своим надо!

Отправили его пароходом из Англии в Петербург, а левша даже в каюту не спускался – всё на верхней палубе сидел да в сторону родины смотрел. За это его английский полшкипер зауважал и предложил выпить. Потом предложил пари – пить на равных… Пили, соревновались… Короче, допились два дурака, полшкипер и левша, до чертиков, только у одного черт рыжий, а у другого – серый. Это по-нашенски!

А в Петербурге медоточивая легенда кончается и начинаются свинцовые русские будни. Если пьяного англичанина в Питере повезли в посольский дом и за два дня врачи на ноги его поставили, то левшу свалили на пол в квартале, т.е. в полицейском обезьяннике, если по-современному, где полицейские (государевы люди) его ограбили, забрали все деньги, забрали часы, сняли добротное пальто и потом его, беспамятного и полуголого, возили на морозе по городу, пытаясь пристроить в больницу. Но в больницах Левшу не принимали, т.к. у него не было «тугамента» (паспорта) – «до самого утра его по всем отдалённым кривопуткам таскали и всё пересаживали так, что он весь избился» и затылок его «порат (сильно) раскололся». Короче, на родине, куда он так стремился, левшу, сердешного, замучили, живьем замучили. И даже не по злобе. Больше по раздолбайству, равнодушию и тупости.

Как это по-русски!

Перед смертью мастер успел-таки сказать доктору тот секрет, что он понял в Англии:
— Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтоб и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся.

И это по-русски! Левша до последнего думает о родине, о деле, не смотря ни на какие мерзости.

Доктор передал эти сведения от левши чиновнику, но по чиновной глупости и трусости, что равна подлости, информация так и не дошла до царя. Таковы вечные нравы русской бюрократии. А потом проиграли Крымскую войну. Ружья кирпичом чистили.

…Концовку рассказа о левше невозможно читать без внутреннего содрогания. Возникает ярая ненависть к бездушию русского государства! Судите сами: мастер не прельстился заграницей, стремится к своим, на родину, да не просто стремится, а несет в себе важнейший военный секрет, а на родине полицейские (государевы люди) его грабят, мучают и фактически убивают. Так и видно, как левшу волокут за ноги по лестнице, а голова его по ступенькам бьётся. К жестокости полиции добавляется угрюмое равнодушие бюрократии, когда без какой-то дрянной бумажки нельзя спасти человека и принять в больницу умирающего. Цинизм и бездушие.

За прошедшие полтораста лет ничто принципиально не поменялось в российском государстве. Кругом всё то же равнодушие бюрократов. Никому из начальников ничего не надо, кроме собственной корысти. Чиновная жадность, лень и трусость.

И человеческая жизнь ничего не стоит.

Ты никто и звать тебя никак.

Нет имени у левши. Нет, и никогда не было.

mak494
Оригинал записи